- Вот те раз, - с порога начал дед Семён, заходя в избу с охапкой дров, - Чего это Лидуха-то всё у ворот топчется? Я щепы наколол, у двора снег убрал, после до Игната уж сбегать успел, а она всё стоит, с ноги на ногу переминается.
- Да уж видим мы, что ты до Игната сбегать успел, - проворчала баба Уля, кивая на раскрасневшееся дедово лицо, - Шапку-то чего поднял? Опустил бы уши, чай не молодой уж, застудишьси, ишь жарко ему после Игната-то, ага.
- Да я чо, - начал оправдываться дед, - Я ведь только узнать, когда машина с патокой приедет. У поросят-то закончилась почти патока, волнуюсь.
- Ты бы лучше о людях так волновался, как о патоке, дед. Вот чего ты к Лидухе не подошёл, сколь раз ведь мимо неё пробегал?
- Дак, - замялся дед, - Не знай…
- «Не знай», - передразнила баба Уля деда, надевая валенки и накидывая шубейку, - Пойду, сбегаю до Лидухи, узнаю чего у ей стряслось.
- Бабуля, погоди, и я с тобой! - засобиралась Катюшка.
Лидуха, что жила наискосок, и впрям топталась у своей калитки, делая вид, что прогуливается.
- Лидуха, здравствуй-ко! - поприветствовала соседку баба Уля, - Ты чего это тут топчешься?
- Здорово, Ульяна! Да так, гуляю маненько.
- Ой, не верти душой, Лидушка, ты ведь уже пол дня тут стоишь, вон нос-то синий. Рассказывай, чего стряслось? Почему в избу не идёшь? Слушай-ка, пойдём лучше к нам пока, там и побаем. Озябла ты вся, гляди-ко, как курица морожена.
В избе было жарко, дед Семён уже подкинул в печку дров, и благодатное уютное тепло разлилось по комнатам. Пахло топлёным молоком, что баба Уля ставила в чугунке в печь. Покрытое румяной коричневой корочкой, молоко пофыркивало в печи. Налили чаю с молоком, достали из шкафа варенье да пирожки, сели за стол. Лидуха согрелась, раскраснелась, скинула шаль, облокотилась на спинку стула, утирая лицо.
- Дак чего случилось-то у тебя, соседушка? - начала разговор баба Уля.
Лидуха малость помялась, а после и ответила сразу в лоб:
- Подселили мне кого-то!
- Чего-то не пойму я тебя, - не поняла баба Уля, - Ты на постой что ль кого пустила?
- Никого я не подселяла, Уля, это кто-то мне подселил. Да за что только?
- Так, - сказала баба Уля, - Давай-ка начни сначала всё. Что да как. А то я ничего не понимаю.
- Значится так дело было, - вдохнув побольше воздуха, принялась за рассказ Лидуха, - Несколько дней назад сидела я вечерком, смеркалось уж, газету читала. Как раз Надя-почтальонша в тот день свежую принесла. Ну так вот, сижу я и слышу — по чердаку словно ходит кто. Прислушалась я.
Думаю, наверное, кошки это, там у меня лаз есть в одном местечке, так все окрестны коты у меня сбираются бывает, сколько раз видала, как на крышу ко мне лезут. Да я их не гоняю, хоть мышей половят поди, всё хорошо. Они не пакостничают.
Ан нет, слышу, не кошки это. Тяжёлые шаги, мужские будто. Медленно ступают эдак — скрип-скрип, скрип-скрип. Я фуфайку накинула, рассердилась даже, думаю вот это да, вконец обнаглели, средь бела дня воры лазят. Сейчас, думаю, выйду во двор, да возле лаза встану и увижу кто это. Только собралась было выходить, как слышу — шаги эти в сенцах уже! Топ-топ, по половицам. Тут страх меня взял, Уля. Да как же это, думаю, он в сенцы-то сумел попасть?
Я крючок накинула на дверь, что в избу-то ведёт. А сама стою, жду. И тут вдруг в дверь постучали, тихохонько так, и голосок слышу, не мужской, а вроде детского такого, писклявый:
- Лидушка, открой мне дверь…
Я ни жива, ни мертва стою. Знаю ведь, что сенцы у меня заперты были, не мог никто войти! Кто же там тогда, за дверью?
Стою, молчу. Думаю. Поди уйдёт этот, коль я отвечать не стану. А он снова пищит:
- Открой, Лидушка, знаю я, что ты дома.
Я давай молитву читать «Да воскреснет Бог». Ка-а-ак ухнет за дверью, как загрохочет! Застучало с силой в дверь, и голос — уже не тот, писклявый — а грубый такой, басом как закричит:
- Открывай дверь, я тебе говорю! Иначе хуже будет!
Ой, как мне страшно сделалось, ноги подогнулись, так и села я у двери на пол. Сижу, а сама всё слова твержу « Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...». А там, в сенцах, беснуется что-то. Кричит:
- Ну погоди, вернусь я ещё, сама откроешь мне!
- Правильно, - сказала баба Уля, - Нечисть она в избу не может войти, пока сама не пригласишь.
- Дак я чего дура-то наделала, - запричитала Лидуха, - Ты дальше слушай, Ульяна.
- В тот день тихо стало всё. Ушло это, что в избу ломилось. А я всю ночь не спала после, боялась, что вернётся оно. Другой день тихо прошёл. Я уж успокоилась, даже думать начала, что привиделось мне старой. И тут вечером, уж темно было, стучат в сенцы. Я дверь из избы в сенцы отворила, кричу — кто там? А там отвечают Валюшкиным голосом, я, мол, Валя это, нет ли спичек у тебя? А то у меня закончились и магазин уж закрыт. Я дура, дверь и отворила, заходи, кричу. А там нет никого!
- Может разыграл кто тебя? - сказал дед Семён, - А чо, вон нынче на зимние каникулы ко всем внуки понаехали, вот и развлекается молодёжь. Димка, Стешкин внук, вон какой озорник!
При упоминании Димки Катюшка зарделась и опустила глаза.
- Нет, Семён, - ответила Лидуха, - Не шутки это. Я ведь за дверь выглянула, а на крыльце следов нет никаких. А в тот вечер снежок шёл. А тут чисто всё! И до ворот ничего!
- Мда, - сказала баба Уля, - А дальше-то что было? Или всё на этом?
- Если бы всё! - чуть не плача произнесла Лидуха, - Выходит, я сама его и пригласила в избу, как он мне и предрекал. С того дня началось у меня дома не пойми что, то шкаф затрясётся, то чашка со стола упадёт, то свет сам собой выключится, шаги какие-то слышны,смешок. А вчера и вовсе худо стало — иду я по избе и тут ка-а-ак толкнёт меня кто! Аж полетела я, да упала, да об угол плечом ударилась. Вон, погляди.
Лидуха оголила плечо и все увидели, что на нём и правда красовался огромный синяк.
- Я убежала к Стеше ночевать, наврала ей, мол, плохо себя чувствую. С утра вернулась домой, а там погром просто.
Ой, мамочки мои, принялась я убираться. То да сё. И вдруг, мимо зеркала-то прохожу и вижу краем глаза — мелькнуло в нём что-то. Я сделала вид, что ничего не видела, стою, будто пыль вытираю, а сама гляжу тихонько.
И вот что я в зеркале увидела — крадётся по полу навроде куколки какой, махонькое что-то, в штаны да рубашонку обряженное, ручки-веточки, волосы как из мочала, а лицо — настоящее! Живое!
Еле сдержалась я,чтобы не закричать. А сама всё смотрю, что этот делать-то станет. А куклёныш прыг на комод да как размахнется, да как фотографию нашу с дедом покойным швырнёт на пол. Полетела она да и вся рамка разбилась вдребезги. Не стала я дожидаться, что он ещё натворит, схватила фуфайку да шаль и на улицу. Теперь и домой боюсь возвращаться.
- Ночуй-ка ты, Лидушка, у нас, места всем хватит, а завтра придумаем как помочь твоей беде. А скажи-ка, не ссорилась ли ты с кем в последнее время?
- Да в том-то и дело, что с Тарасихой надысь на улице столкнулись. Я ведь почему и думаю, что подселенец это. Ты ведь знаешь какова наша Тарасиха.
- Да уж знаю, - ответила баба Уля, - Та ёще пакостница. Да ладно бы толком умела, так ведь делает сама не знает что, только мнит себя колдуньей. А по факту - мелкая пакостница она. Да это и хорошо, если её работа этот твой подселенец. Мы его быстро спровадим. Ишь чо удумала, кобыла белобрысая!
Наутро баба Уля с Лидухой встали раненько, Катюшка ещё спала, и засобирались куда-то. Катюшка подскочила было тоже, да баба Уля осекла её:
- Ты куда ещё собралась, девка? Неча тебе там делать, спи пока.
Бабки посовещались о чём-то у порога, пошептались малость, да и ушли.
Вернулась баба Уля только к обеду, довольная, как будто нашла клад. Катюшка в нетерпении подскочила к ней:
- Ну что там, бабуль?
- Порядок там. Выселили мы этого гада. Отправили к тому, кто послал, пущай теперь сама расхлебывает.
- Бабуль, так вы тоже, выходит, плохо поступили!
- Как бы не так! - усмехнулась баба Уля, - А ты что, Тарасиху пожалела? Не надо, она баба нехороша. Да и у нас выбора не было. Подселенец этот в никуда не исчезнет, один выход - кому-то его перекинуть. Ну не могли же мы невиновному человеку гадость тоже делать? Вот и вернули хозяйке.
-А как вернули-то, а, бабуль?
- А подклад нашли, куклу тряпичную. Тарасиха её смастерила да с особыми словами Лидухе подбросила. Долго мы искали эту гадость, но нашли. На чердаке лежала, припрятанная за старым тряпьем.
Водой святой окропили, слова особые пошептали, да после в мешочек куклу скатали, да и к дому Тарасихи отнесли. За забор ей перекинули.
- А вдруг она обратно принесёт эту куклу бабе Лиде?
- Не принесёт, мы тоже, чай, не лыком шиты, умеем кой-чего, - улыбнулась баба Уля, - А зло пущай возвращается к тому, кто его сотворил.
Ваша Елена Воздвиженская
Свежие комментарии