Я замер возле покосившегося бревенчатого дома с облезшей краской на ставнях.
Наверное, когда этот дом в селе считался стоял в одном ряду с другими богатыми домами, но с началом войны для хозяев настала другая жизнь.
Почему-то именно в тот момент я подумал, что в этом доме мне посчастливится остановиться на ночь.
Мелкая нудная изморось, начавшаяся еще со вчерашнего вечера, не собиралась прекращаться, и все явственнее намекала на то, что мне пора найти себе пристанище.
Взобравшись на громко скрипевшее под каждым моим шагом крыльцо, я настойчиво постучал в дверь.
Тишина...лишь после третьего стука из-за двери донесся скрипучий голос старушки:
- Открыто...
Я вошел внутрь и поежился еще больше. В доме было холоднее, чем на улице.
От печки почти не веяло теплом. На единственной кровати у стены лежала старушка в тулупе.
- Солдатик? - спросила она, приподнявшись на локте. - Свой али чужой?
- Да, свой я, мать, свой, найдется ли для меня в доме твоем уголок? - я присел на стул, стоявший у входа.
- Мне не жалко, что же, оставайся, только потчевать тебя, милок, совсем нечем, - пробубнила бабка.
- Да ладно, что есть, тем и обойдусь, - заверил я хозяйку, потому как был рад тому, что хотя бы сегодня проведу ночь не под открытым небом.
Время тянулось. Хозяйка лежала на кровати, а я сидел на стуле. Через полчаса тишины старушка стала нехотя подниматься с кровати:
- Так ты говоришь, что свой? Советский, да?
- Да, мать, да.
- И как там на фронте дела? Кто верховодит? - старушка остановилась на месте и посмотрела на меня.
- Фриц пока...
- Ага, значит, вон оно как, - вздохнула бабка и, громко шурша по полу ногами, двинулась к печи.
Долго шурудила внутри ухватом, а потом достала оттуда чугунок с вареной брюквой.
Подобного я наелся, пока выбирался из окружения, но живот предательски урчал и просил хоть что-нибудь в него закинуть.
Поэтому я, давясь, стал маленькими кусочками поглощать пресную брюкву.
Так как сие "удовольствие" я растягивал, дабы меня не вывернуло, старушка, поглядывая на часы с кукушкой, стала нервничать:
- Ты бы спать лег, а то у меня свечей-то совсем не осталось.
Я кивнул и покорно поплелся на место, указанное бабкой: закуток за печкой.
Уснул сразу, как младенец. Точно не помню, что мне снилось, но что-то связанное с немцами.
Вроде как выбирался из окружения,а они меня поймали и стали требовать еды...
Именно от этой фразы я и очнулся, услышав, что в доме кто-то разговаривает.
- А вы чьи? Немцы? - вопрошала старушка. - И как дела на фронте, милые? Кто верховодит?
Немцы на ломаном русском стали рассказывать, что совсем скоро захватят нашу страну и хозяйка этого дома не будет знать никаких бед.
Я же от страха чуть не лишился чувств, боясь, что бабка меня выдаст, но она будто забыла про меня.
- Кушать будете? - радушно спросила хозяйка, и я тут же высунулся из-за печки.
Мне было интересно, что сунет им поест старушка, у которой в доме "шаром покати".
Потому как немцы ответили на ее вопрос утвердительно, еще пару часов назад хромая старушка рванула в подпол и стала быстро извлекать оттуда банки с яствами.
Сало с чесноком, соленья, варенье... Волна гнева и возмущения овладела мной.
Мне хотелось вылезти из своего укрытия и высказать все хозяйке в лицо, но страх быть захваченным помог мне сдержать себя.
Когда немцы вдоволь наелись и ушли, негодуя, я вылез из-за печки:
- Что же это вы, хозяйка, немцев салом кормите, а меня - брюквой?
- Так а зачем мне тебя хорошо кормить, коли ты меня от немцев защитить не можешь? - огрызнулась бабка. - А раз за ними победа, то надо под новую власть подстраиваться. Их есть за что кормить, а тебя на кой? За брюкву скажи спасибо, а так бы я ее лучше курам отдала, больше проку бы было. А не нравится, уматывай ко всем чертям!
Стоит ли говорить, что вылетел я из дома бабки под дождь злой и недовольный. Оставаться с ней под одной крышей не хотелось.
- Ну, хозяйка, - погрозил я ей кулаком. - Вернусь я еще с Победой, посмотрим, как ты запоешь.
- Давай, давай, дорога тебе кренделем, милок, - хозяйка плюнула мне вслед четыре раза.
Свежие комментарии