Проект Останкинской телебашни был придуман инженером Николаем Никитиным (1907–1973) за одну ночь
С любимой тетушкой я не разговаривала уже где-то три месяца. Сначала она была в санатории, потом опять в санатории, потом было занято, потом я была занята, потом опять, но сегодня я наконец дозвонилась.
После первого обмена приветствиями тетушка сообщила... Тут требуются объяснения. Моя тетушка — образец ума и здравомыслия. Свою карьеру она закончила в чине полковника налоговой службы, никогда, даже в самый разгар застоя, не верила в пришельцев, Джуну и биополе, прекрасно умела считать деньги, была мастером преферанса, и всегда повторяла мне, что законы не надо нарушать, что их надо использовать в своих интересах, поскольку в любом законе всегда есть дырка для умного человека (и я ей верила, см. пункт 1).
Так вот, после обмена приветствиями тетушка сказала мне, что мне не стоит и надеяться на то, что я смогу сломить их (в оригинале «наш») дух продовольственными санкциями.
Я мысленно икнула, примо: я вообще не в курсе продовольственных санкций, я слышала краем уха о каких-то персональных санкциях для некоторых российских деятелей плюс запрет на долгосрочные кредиты и поставки высокотехнологичного оборудования, но вот чтобы лично я запрещала ввоз каких-то продуктов в Россию? Ни-ко-гда. Клянусь, никогда в жизни такого не было. У меня есть доказательства.
Но я подумала, что со старшими спорить не стоит и вежливо ответила: «Рада за вас», надеясь, что на этом тему удастся закрыть.
Ха! Следующий тезис был таким: «Зато вы теперь уже поняли, во что это вылилось, ваши фермеры постоянно бастуют против санкций! Потому что им некуда продавать урожай!
Я опять мысленно икнула. В общем-то вокруг меня сплошь и рядом фермеры, и я их вижу постоянно в полях, с коровками и за уборкой сена, а вот чтобы они ходили с флагами по деревне и бастовали — такого вроде бы как нет.
Чтобы вернуть разговор в нужное русло я говорю: «Кстати! О фермерах! Мне тут сосед-фермер принес на днях целый мешок мяса: антрекоты, вырезку, палероны, фарш для стейков тартар, у меня теперь морозильник забит, и я не знаю, что с этим делать, отдаю все желающим по мере желания!» — «Не удивительно! — отвечает тетушка, — он не знает, как от перепроизводства мяса избавиться, вот тебе и сбагрил!»
Блин-блин-блин думаю я по-французски, я теперь всегда неприлично думаю по-французски, потому что по-французски почти все, что неприлично, вполне себе прилично, ну то есть как, не так чтобы грубо-грубо совсем, а в рамках допустимого, если только рядом нет совсем маленьких детей-сосунков.
И опять перевожу разговор на другое. «Вот, — говорю, — а мы тут в Грузию ездили, нам так понравилось, классно, грузины очень милые, и я была удивлена, что повсюду вывески на русском, и меню на нем же дублируется, и все официанты на нем говорят везде, и в гостиницах, и в банях, вообще куда ни пойди.» — «А что тут удивительного? Грузины к нам всегда хорошо относились, это хохлы нас всегда ненавидели!»
Я сползаю на пол по стенке. Моя тетушка, мой светоч, мой образец, мой гений, Человек, который никогда-никогда-никогда в жизни не говорил слова «хохлы». Никогда. Человек, который всегда говорил «К бабушке на Украину». Потому что моя прабабушка, тетушкина бабушка, переехала из Сибири на Украину после войны, и все многочисленные внуки приезжали к ней на каникулы. И учили украинский, живучи у нее на хуторе, в промежутках между объеданием шелковицы. И ходили на танцы с местными парубками и дивчинами, которых никто никогда не называл хохлами, ни-ко-гда.
Я опять перевожу разговор на другую тему. Спрашиваю, что с ногой. У тетушки очень сильно болит нога, там что-то с суставами, она ходит с палочкой и ездит раз в год в Венгрию на термальные источники с целью лечения ноги.
Выясняется, что в этом году тетушка в Венгрию не поедет. Потому что там сирийцы, которые разрушили страну, превратив ее в помойку. Целиком. Она видела по телевизору, бедные венгры. И у нас во Франции то же самое. И в Германии. И вообще по всей Европе. И Англия хочет выйти из еврозоны, чтобы защитить себя от сирийцев и вообще всей Африки в полном составе.
Я опять икаю. Тут уже не могу удержаться и говорю, что у вот конкретно у нас никаких сирийцев. От слова вообще. И никаких помоек.
И тут: табабадамс! Тетушка наносит мне удар, против которого у меня нет защиты: «Да конечно же, это все потому, что ты не смотришь телевизор. Я смотрю ежедневно двадцатиминутные новости, там рассказывают все, что происходит в мире!»
Занавес. Я ухожу пить валерьянку и гладить котиков. Котики успокаивают.
Свежие комментарии